– Конец Зюзе, – пробормотал Рябушкин и побледнел.
Я ничего не успел подумать. БМП чихнула, фыркнула, выбросила из эжектора облако черного солярного дыма…
Завелась!
– Ура-а-а! – заорали братья.
– Феноменально, Ватсон! – пробормотал Аллилуев.
– К машине! – крикнул я.
Из люка стрелка вылез живой и здоровый Зюзик с открытым ртом.
– Товарищ лейтенант, я теперь знаю!
Я скороговоркой распределил сектора обстрела и посмотрел в бинокль. Бэтмен то шел, то бежал. Преследователи в белых маскхалатах сжимали кольцо.
– Я за штурвалом, – проорал Пиотровский.
– Дави, «соляра», на полную! Спасем Бэтмена!..
– Чип и Дейл спешат на помощь! – закричали братья.
– Спасатели, вперед! – брякнул доктор.
– Летеха-а-а, отдай пулемет! – чувствуя «войнушку», завизжал в голос Леня.
Вот разговариваешь с человеком, пьешь с ним водку из одной бутылки, ешь тушенку одной ложкой – и никогда не подумаешь, что такой заурядный с виду капитан, как Пиотровский, способен на подобное. «Бэха» выскочила из кювета, как чертик из табакерки, развернулась почти что на месте, мощным рывком выскочила на поле, и мы помчались, обгоняя ветер.
– Держи-и-ись! – только и успел проорать я.
Водил наш технарь – дай бог всем Анваркам и остальным механикам-водителям ВС РФ. Нас мотало по броне, ветер бил в лицо. Рябушкин беззвучно открывал рот. Лейтенант-«начфиненок» хищно улыбался, держась одной рукой за скобу на броне, другой прижимая к себе пулемет. Братья орали так, что было слышно даже сквозь рев движка:
– Наш паровоз летит – колеса гнутые, а нам все по херу – мы долбанутые…
Бегущий Пачишин, увидев приближающуюся к нему на бешеной скорости БМП, заметался как заяц. Бежать было некуда, сзади догоняла пехота. Пиотровский заложил крутой вираж, и мы остановились как вкопанные в нескольких метрах от нашего «связника». Пачишин не узнал нас и проорал:
– Живым не возьмете!.. – После чего поставил пакеты на снег, вынул из одного бутылку с водкой, из другого – красную бутылку кетчупа. Показал нам «фак» и, достав из-за пазухи большой коричневый пакет, быстренько открыл кетчуп, полил им краешек пакета, поморщившись, откусил, откупорил бутылку водки, сделал большой глоток и, быстро жуя бумагу, промямлил:
– Вот так погибает спецназ!
– Кончай жрать, скотина! – заорали мы ему хором. – Запрыгивай!
– О-о-о, мужики, свои! – умилился майор, отхлебнув еще глоток, упаковал бутылки обратно в пакеты и побежал к нам. Вскарабкался на броню и сунул пакет мне в руки: – Я там только уголок съел, он самый вкусный. – Слава богу, больше сожрать не успел. – Мужики, дайте мне мой автомат, я сейчас этим «охотникам» устрою!
– Командир, пехота близко, – предупредил Ромашкин и просительно протянул: – Ну-у-у мы как, а?
– Группа – к бою! Пиотровский – будь готов! Стреляем и уезжаем!
Офицеры-разведчики с радостным визгом посыпались с брони и выстроились полукругом возле БМП.
– Подпускаем ближе, сейчас подбегут, и по команде «огонь!» – по одному магазину! «Начфин», тебе можно остаток коробки дострелять, и – валим!
Мотострелки, поняв, что их «добычу» уводит кто-то другой, перешли на галопирующий бег; стали различимы их красные азартные лица.
– Огонь!
Вот тут мои офицеры-подчиненные оторвались на всю катушку. Лейтенант палил с «ПКМа», держа его на весу у бедра (надо заметить, у него это совсем неплохо получалось). Леня Ромашкин вел огонь, то стоя, то с колена, лежа и в кувырках. Зачем он кувыркался, никто так и не понял. Технари, стоя рядышком друг с другом, садили короткими. Доктор, изображая из себя Пушкина на дуэли, держал автомат на весу и стрелял с одной руки. Я стрелял по привычке сдвоенными одиночными (хотя какая разница, как стрелять холостыми?). С брони тоже раздались очереди, и я оглянулся. Зюзик и Рябушкин азартно лупили очередями по разбегающейся по полю и залегающей среди буераков пехоте. Да… боевой азарт – страшная штука! Неважно, по кому стрелять, главное – сам процесс! «ГАЗ-66», следовавший за цепью, остановился, из него выбежал какой-то военный, заметался кругами вокруг машины и что-то заорал в нашу сторону.
– Группа, отход! Леня, отхо-о-од! Хватит выеживаться!
Вскарабкались на броню, довольные и провонявшиеся пороховой копотью холостых выстрелов.
– Пьетро, дави педали, пока не дали!
– Йаа-х-у-у-у, – заорал на манер американских ковбоев Пиотровский, и мы снова понеслись через поле. Вслед нам неслись проклятия мотострелков, лишенные какой-либо изысканности и литературной направленности.
Пачишина снарядили довольно быстро, распределили покупки по рюкзакам. Надо уходить – пехота вскорости опомнится и может продолжить преследование. Хотя, если бы все было по-настоящему, преследовать было бы уже некем. Ладно, уйдем в безопасное место, там вскроем недоеденный Пачишиным пакет и определимся с дальнейшим порядком выполнения задачи. Печальный Рябушкин сидел на башне со шлемофоном в руке и страдал.
– Меня «Арбалет-сотый» запрашивает, что там за стрельба на поле и что я наблюдаю.
– Скажи ему, что наблюдаешь «конкурентов» из соседнего полка, совершающих непонятные движения.
Лейтенант кивнул и, нажав тангенту, что-то забубнил в ларингофоны. Снова определили походный порядок. «Начфин», довольный как слоненок, с «чупа-чупсом» во рту, и Леня выдвинулись вперед.
– Слышь, чувак, – проорал вслед головному дозору Рябушкин, – мне Милка Феофанова так и не дала!
– Ха, и мне тоже, – обрадовался наш «начфиненок».